Бенджамин Пауэлл
Объяснение японской рецессии

Обзор японской экономики в период 1985–2000 гг.
Объяснение и решение от кейнсианцев
Объяснение и решение от монетаристов
Объяснение и решение от австрийской школы
Заключение

В 1990 г. после нескольких десятилетий «чудесного» экономического подъема экономика Японии резко забуксовала и с тех пор переживает период стагнации. Почему? Ни кейнсианское, ни монетаристское объяснения не являются достаточно обоснованными. Всеобъемлющее объяснение дает только австрийская теория экономического цикла.

После заключения в сентябре 1985 г. соглашения пяти ведущих стран Запада о координированных валютных интервенциях (Plaza accord), повышение курса иены нанесло ощутимый удар по экспортному сектору, снизив темп экономического роста с 4,4% в 1985 г. до 2,9% в 1986 г. (EIU 2001)⁰⁰¹. Правительство попыталось компенсировать усиление иены путем радикального смягчения денежной политики с января 1986 г. по февраль 1987 г. В этот период Банк Японии снизил учетную ставку вдвое – с 5 до 2,5%. Благодаря экономической стимуляции цены на активы на рынках акций и недвижимости резко взлетели вверх, положив начало одному из крупнейших в истории финансовых бумов. Правительство в ответ ужесточило денежную политику, 5 раз в 1989–1990 гг. повышая ставки вплоть до 6%. После этих повышений рынок рухнул.

Индекс Nikkei упал более чем на 60% – после пика в 40 000 пунктов в конце 1989 г. до отметки ниже 15 000 в 1992 г. Где-то в середине 1990-х годов он пережил краткий подъем за счет появившихся надежд на то, что экономика должна вскоре восстановиться, но поскольку перспективы экономики продолжали ухудшаться, курсы акций вновь пошли на спад. К марту 2001 г. индекс Nikkei опустился ниже 12 000 пунктов. Цены на недвижимость в ходе рецессии также резко упали – с 1991 по 1998 г. спад составил 80% [Herbener, 1999].

На протяжении 1990-х годов стагнировал и ВВП, который после 428 826 млрд иен в 1990 г. вырос всего лишь до 469 480 млрд в 2000 г.⁰⁰² Начиная с 1998 г. рост неизменно оказывается отрицательным. Уровень безработицы вырос с 2,1% в 1991 г. до 4,7% к концу 2001 г. Несмотря на то, что по международным стандартам уровень безработицы может показаться невысоким, его увеличение до 4,7% для Японии является весьма значительным, учитывая такой культурно-исторический прецедент, как пожизненная занятость, а также тот факт, что в 1980-х этот показатель не опускался ниже 2,8%. Официальный процент безработных является заниженным, поскольку японское правительство предлагает «субсидии на улучшение уровня занятости» тем компаниям, которые содержат в своем штате номинальных работников («window sitters») [Herbener, 1999].

Согласно кейнсианской макроэкономической теории колебания делового цикла происходят в связи с резким падением совокупного спроса. Потребление рассматривается как относительно устойчивое, поэтому считается, что снижение совокупного спроса вызывается сокращением инвестиций. Кейнс четко не объясняет, почему инвестиции падают; он лишь приписывает это «жизненной силе» (animal spirit) делового сообщества. Если не принимать во внимание бум на рынке активов в 1980-х и рассматривать японский рынок акций с 1989 по 1992 г., то в этот период в деловом сообществе происходит значительное снижение уверенности и объемы инвестиций резко падают, приводя к падению индекса Nikkei более чем на 60%. Поскольку в кейнсианской теории спад в инвестировании не объясняется какими-либо конкретными причинами, то эту теорию довольно сложно опровергать. Тем не менее в Японии возникла рецессия, которая не была откорректирована самой экономикой [без вмешательства государства] ввиду падения объемов инвестирования.

В кейнсианской теории цены являются «жесткими», т.е. негибкими к понижению, и поэтому они не корректируются достаточно оперативно, чтобы восстанавливалось равновесие. Хотя экономика и может, в конце концов, вернуться в состояние равновесия, но достижение равновесия не является неизбежным. Даже если корректировка цен в конечном итоге восстановит равновесие, кейнсианцы убеждены, что этот процесс требует слишком много времени. Согласно кейнсианской теории для выхода из рецессии правительству необходимо осуществлять активную бюджетную политику путем снижения налогов и увеличения расходов, чтобы тем самым повысить совокупный спрос и компенсировать сокращение инвестиций. Кейнсианцы, как правило, отдают предпочтение увеличению государственных расходов. Многие элементы политики японского правительства соответствуют рекомендациям кейнсианцев, однако это не вывело экономику из кризиса.

В период с 1992 по 1995 г. японское правительство осуществило 6 программ расходов на общую сумму в 65,5 трлн иен, а в 1994 г. снизило ставки подоходного налога. В январе 1998 г. налогообложение вновь было временно сокращено на 2 трлн иен. Затем в апреле того же года правительство представило программу бюджетного стимулирования стоимостью свыше 16,7 трлн иен, почти половина из которых была предназначена для общественных работ. В том же 1998 г. в ноябре была объявлена новая программа бюджетного стимулирования в 23,9 трлн иен. Год спустя в ноябре 1999 г. была запущена еще одна программа бюджетного стимулирования на 18 трлн иен. Наконец, в октябре 2000 г. Япония объявила об очередной программе бюджетного стимулирования на 11 трлн иен. В целом за 1990-е годы Япония запустила 10 программ бюджетного стимулирования на общую сумму свыше 100 трлн иен, но все они так и не помогли излечить экономику от рецессии. Единственным результатом программ государственных расходов стало незавидное бюджетное положение Японии. Бюджетные расходы привели к тому, что государственный долг превысил 100% ВВП (наивысший показатель среди стран «семерки»), а если учитывать «внебюджетный» сектор, то долг будет еще внушительнее.

Кейнсианская схема допускает возникновение ликвидной ловушки, при которой кривая LM не оказывает никакого воздействия на совокупный спрос. Кейнсианцы могут указать на неудачные попытки Банка Японии возобновить инфляцию с целью оживления экономики (см. ниже раздел о монетаристах) в качестве доказательства, подтверждающего их теорию.

Когда экономика находится в ликвидной ловушке, кейнсианцы рекомендуют следующую экономическую политику: правительство должно выдавать ссуды непосредственно предприятиям вместо создания ликвидности в рамках банковской системы. В Японии существует Программа фискального инвестирования и кредитования (ПФИК) – внебюджетный орган правительства Японии, оперирующий объемом средств, равным примерно 70% расходов бюджета страны. Источником большей части средств ПФИКа является Почтово-Сберегательный Банк. Когда деньги собраны, они распределяются среди заемщиков через Бюро трастового фонда Министерства финансов и различные агентства этого учреждения. Значительная часть этих денег проходит мимо наиболее эффективных проектов.

Наибольшую часть этих правительственных учреждений возглавляют политики из Либерально-демократической партии (ЛДП). Economist Intelligence Unit (EIU) (исследовательское подразделение The Economist Group, издающей одноименный журнал) сообщает, что «деньги ПФИК направляются традиционным сторонникам ЛДП, в частности тем, кто занимается строительством, причем без должного рассмотрения предстоящих издержек и выгодности конкретных проектов» [EIU, 2001. P. 30]. Хотя этот кейнсианский метод прямого кредитования со стороны государства позволяет преодолеть нежелание банков выдавать кредиты, он не способен помочь восстановлению экономики. Средства распределяются не в соответствии с рыночными потребительскими предпочтениями, а уходят к бизнесменам, имеющим политические связи. Это ведет к повышению стоимости кредита для тех, кто обращается к частным фондам, что вносит дополнительные искажения в экономику. Кроме того, поскольку многие займы обладают повышенной степенью риска, финансовое положение Японии продолжает ухудшаться. Если учитывать долг ПФИК и другие «внебюджетные задолженности, то долг Японии по приблизительным подсчетам превышает 200% ВВП [EIU, 2001].

Один из ведущих представителей новой кейнсианской школы Пол Кругман недавно признал, что «японская сберегательная система, направляющая средства в проекты, связанные с общественными работами, которые практически не приносят никакой социальной отдачи, является монументально неэффективной; то же можно сказать о практике пролонгации кредитов компаниям, которые никогда не станут прибыльными, тем самым поддерживая капитал, производящий то, что никому не нужно» [Krugman, 2001].

Кругман пытается доказать, что это не является проблемой, поскольку производственные мощности Японии загружены не полностью. Он говорит, что утверждать обратное было бы неверно, ибо если сосредоточить внимание на предложении, то будет упущена настоящая проблема – недостаток спроса. Тем не менее основной проблемой Японии является не слабый совокупный спрос, а структура производства, не соответствующая конкретным запросам потребителей. Производство товаров, которые никому не нужны, и стимулирование ошибочных инвестиций вряд ли могут спасти какую-либо экономику. Эта политика под стать старому кейнсианскому способу выхода из депрессии, предлагающему платить людям за рытье канав и их закапывание. Ни та, ни другая политика не в состоянии оживить экономику, поскольку ни та, ни другая не заставят предприятия перестраивать свои структуры производства так, чтобы удовлетворять запросы потребителей.

Кругман предлагает еще одно решение из области экономической политики. Поскольку новые кейнсианцы не отдают строгого предпочтения фискальной политике перед денежно-кредитной, то Кругман рекомендует «нешаблонную денежную экспансию, при которой Банк Японии должен скупать доллары, евро и долгосрочные правительственные облигации; это также означает политику мягкой инфляции и слабой иены. Я мог бы объяснить, каким образом это могло бы сработать, но какой в этом смысл? Все равно это вряд ли осуществится» [Krugman, 2001]. Кругман напрасно полагает, что это не могло бы осуществиться, поскольку похожие события уже происходили с середины 1997 по середину 1998 г., и тогда этот метод нисколько не помог. За этот период портфель коммерческих бумаг Банка Японии вырос с нуля до 117 млрд долл. [Herbener, 1999. Р. 14].

Министерство финансов и Банк Японии скупали у частных владельцев государственные облигации, увеличивая стоимость принадлежащих правительству облигаций до 2,22 трлн долл., что составляет 53% всего рынка государственных облигаций, одновременно с этим стимулируя снижение курса иены [Herbener, 1999]. В итоге японская экономика вместо выхода из рецессии два года подряд демонстрировала наибольшие отрицательные темпы роста ВВП за все десятилетие.

Рекомендуемая Кругманом экономическая политика вытекает из его убежденности в том, что экономика Японии попала в ликвидную ловушку. Несмотря на то, что Кругман признает наличие проблем в банковской системе Японии и считает, что она нуждается в реформировании, он уверен также, что неспособность широких денежных агрегатов увеличиваться вровень с узкими агрегатами вызвана не банковскими проблемами, а тем обстоятельством, что Япония оказалась в ликвидной ловушке. Если бы центральный банк мог гарантированно пообещать продолжение инфляции в будущем, то Япония была бы в состоянии увеличить совокупный спрос и оживить свою экономику. Он рекомендует принять закон, который обязует центральный банк в течение 15 лет поддерживать как минимум 4%-ные темпы инфляции [Krugman, 1998]⁰⁰³.

Однако центральные банки не испытывают проблем с доверием, когда обещают продолжить инфляцию. История центральных банков – это летопись непрерывной инфляции денежной массы и снижения покупательной способности их валюты⁰⁰⁴. Государственный долг Японии, превышающий 100% ВВП, делает любое политическое заявление об инфляции еще более правдоподобным, поскольку инфляция позволяет уменьшать бремя этого долга, который требует погашения. Так что учитывая исторический опыт и мотивацию центрального банка, японцы должны уже рационально ожидать, что Япония продолжит и в будущем увеличивать свою денежную массу, невзирая на любые декларативные заявления.

Экономическая политика, рекомендуемая Кругманом, способна только ухудшить ситуацию в Японии. Любая программа бюджетного стимулирования лишь поддерживает существующую структуру производства вопреки предпочтениям потребителей. Более того, политика постоянной инфляции лишь искажает сигнал процентной ставки, идущий от потребителей к предпринимателям, и таким образом ведет к увеличению ошибок инвестирования (см. ниже раздел о теории австрийской школы).

Несмотря на то, что теоретики кейнсианцев могли бы привести те или иные правдоподобные свидетельства в пользу того, что причины японской рецессии согласуются с их теорией, многие рекомендуемые кейнсианские мероприятия на практике не помогли оживить японскую экономику. На протяжении прошедшего десятилетия применялись и масштабные расходы, и программы кредитования. Концентрируя внимание на совокупном спросе, кейнсианская теория упускает из виду настоящую проблему японской экономики – несоответствие между существующей структурой производства и конкретными запросами потребителей. Кейнсианские программы расходов не только не помогли вызволить Японию из рецессии, но и вдобавок поставили правительство в шаткое бюджетное положение и увели экономику еще дальше от потребительских предпочтений.

Монетаристская школа, подобно кейнсианцам, без труда идентифицирует первопричину японской рецессии. Монетаристы видят ее истоки в сокращении денежной массы или замедлении темпов роста. В 1987 г. с целью стимулирования внутреннего спроса учетная ставка была снижена до 2,5%. За этим последовал бум цен на активы. Чтобы бум остановить, учетная ставка в 1989 и 1990 гг. повышалась 5 раз вплоть до 6%, что привело к ограничению кредитования и тогда «пузырь» лопнул. После сокращения денежной массы в экономике Японии началась рецессия. Монетаристы могут утверждать, что Банк Японии ограничил денежную экспансию слишком рано и тем самым вызвал экономический спад, во многом напоминая трактовку Милтоном Фридменом Великой депрессии в его книге «Great Contraction».

После денежного коллапса, дабы избежать продолжительной депрессии, монетаристы традиционно рекомендуют возобновлять инфляцию. Подобные рекомендации объясняются тем, что монетаристы традиционно рассматривали кривую LM как с относительно крутым углом наклона, а кривую IS – как более пологую. Представители этого течения монетаризма могли наблюдать, как рекомендуемая ими политика была применена в Японии и потерпела неудачу.

В Японии экспансионистская денежная политика не помогла оживить экономику страны. После пика в 6 процентов учетная ставка была снижена до 4,5% в 1991 г., до 3,25% в 1992 г., до 1,75% в период 1993–1994 гг. и до 0,5% в период 1995–2000 гг. Это разительное смягчение процентных ставок не стимулировало японскую экономику, однако неудача со смягчением процентных ставок не означает несостоятельность денежной теории. Японская банковская система, по широкому признанию, нуждается в реорганизации. Значительная часть стимулирующего воздействия, которое могли обеспечить пониженные ставки, так и не была реализована, поскольку банковское сообщество укрепляло свою ликвидность вместо того, чтобы расширять кредитование. Многие банки столкнулись с просроченными ссудами, залог под которые сегодня оценивается лишь в 60–80% от его стоимости на момент выдачи ссуд. Некоторые банки объединились путем слияния, а некоторые были национализированы. Из-за всего этого экспансионисткая денежная политика не давала никакого эффекта.

Некоторые монетаристы утверждают, что на процентные ставки не следует обращать внимания и что регулировать необходимо денежную массу как таковую. Милтон Фридмен отстаивает денежное правило: расширение денежной массы годовым темпом в 3–4%. В 1990-е годы денежная масса Японии неуклонно росла. Агрегат M2 вырос с 507 526 млрд иен в 1991 г. до 629 664 млрд иен в 2001 г., т.е. за десятилетие примерно на 25%, что составляет по 2,5% в год. Монетаристы, отстаивающие денежное правило, вероятно, укажут, что Японии следовало придерживаться его еще до рецессии. Стремительное расширение и последующее сокращение денежной массы, скажут монетаристы, создали «пузырь» на рынке активов и затем привели к его схлопыванию.

Регулирование денежной массы может представлять определенные трудности, особенно если учитывать состояние японской банковской системы. С середины 1997 г. и до середины 1998 г. Япония увеличила свою денежную базу на 10%, но более широкие денежные агрегаты возросли только на 3,5% [Herbener, 1999]. Именно это явление кейнсианцы ошибочно именуют ликвидной ловушкой. Отсутствие расширения кредита даже после расширения денежной базы обусловлено не инвесторами, ожидающими, что процентные ставки в будущем повысятся, а является следствием той огромной суммы просроченных долгов в банковской системе, которая вынуждает банки отказываться от дальнейшего кредитования [Herbener, 1999].

В условиях японской рецессии не все монетаристские методы (в отличие от кейнсианских) могут быть отвергнуты как полностью несостоятельные. Тем не менее монетаристская политика не помогла Японии выбраться из рецессии.

Австрийская теория экономического цикла является скорее теорией неустойчивого (unsustainable) бума, нежели теорией депрессии [Garrison, 2001. Р. 120]. Японский опыт конца 1980-х годов является хорошим примером того, что австрийская теория описывает как неустойчивый бум, который должен смениться крахом. Рецессия, или депрессия, следующая за искусственным бумом, это отнюдь не то, чему следует препятствовать, – наоборот, она является необходимым условием для корректировки потребительских предпочтений и структуры производства. Исходя из австрийской теории бум конца 1980-х носил искусственный характер, поскольку был вызван экспансионистской политикой Банка Японии. Начинался этот бум в 1985 г. со снижения центральным банком учетной ставки. После этого снижения Банк Японии с 1986 по 1990 г. расширял денежную массу в среднем на 10,5% в год [International Financial Statistics Year Book, 2001]⁰⁰⁵. При том, что подобная мера с точки зрения других экономических школ не должна вызывать беспокойства ввиду сопровождающей ее стабильности уровня цен, австрийская теория характеризует денежную экспансию как проблему. «Рыночный процесс, инициируемый денежной экспансией, никоим образом не зависит от колебаний общего уровня цен» [Garrison, 2001. P. 71].

Согласно теории австрийской школы, стремительное расширение денежной массы искусственно понижает процентные ставки, стимулируя предпринимателей вкладывать больше средств в долгосрочные и более капиталоемкие проекты. Проблема заключается в том, что пониженные ставки процента не отражают предпочтения потребителей. В докладе EIU отмечается, что бум конца 1980-х «побудил потребителей расходовать, а компании инвестировать в невиданных прежде объемах» [EIU, 2001]. С 1987 по 1999 г. частное потребление увеличивалось в среднем на 5,6% в год, одновременно валовые вложения в основной капитал увеличивались в тот же период на 10,63% в год [International Financial Statistics Year Book, 1994].

В краткосрочном периоде потребление и инвестирование являются субститутами. Если экономика функционирует на пределе своих производственных возможностей, то в краткосрочном периоде потребители могут либо расходовать больше и инвестировать меньше, либо инвестировать больше и расходовать меньше. В конце 1980-х годов в экономике возросли одновременно объемы и расходов, и инвестиций, поскольку центральный банк своими действиями искажал ценовые сигналы процентной ставки, идущие от потребителей к производителям. Подобная ситуация может продолжаться лишь до тех пор, пока центральный банк продолжает увеличивать темпы денежной инфляции⁰⁰⁶. Как только инфляция замедляется или прекращается, бум заканчивается и начинается рецессия. В ходе рецессии сгорают ошибочные инвестиции, сделанные в период бума, и структура производства вновь начинает отражать истинные предпочтения потребителей. В Японии этот процесс начался в 1990 г. Когда центральный банк прекратил денежную экспансию, курсы акций упали, инвестирование резко сократилось и далее последовала рецессия, тем самым подтверждая прогноз австрийской теории экономического цикла⁰⁰⁷.

Австрийское описание причин возникновения и привязка событий бума во времени с виду выглядит похоже на монетаристскую теорию, но при этом существует весьма важное различие. Обе школы сходятся в том, что ограничение денежной экспансии ведет к началу рецессии, однако монетаристы рассматривают это сокращение как нежелательное явление, которого следует постараться избежать, дабы таким образом не ограничивать процветание. Согласно австрийской теории, спад является непременным условием для восстановления баланса в реальной экономике, тогда как предшествующее расширение рассматривается как проблема. Это одна из причин, по которой две школы расходятся в своих рекомендациях.

Гаррисон пишет: «Австрийская теория экономического цикла – это теория неустойчивого бума. Это не теория депрессии как таковой». Далее он утверждает: «Ход развития депрессии и восстановления, который может включать в себя реструктуризацию долга и/или осуществление контроля над капиталом, является уникальным для каждого отдельного эпизода в той или иной экономике» [Garrison, 2001. P. 12].

Согласно австрийской теории, рецессия необходима: в этот период ликвидируются ошибочные инвестиции, и экономика сама исправляет ошибки. По прошествии 10 лет в Японии отсутствуют всякие признаки экономической коррекции. Австрийская теория признает, что для экономической автокоррекции требуется время, но коррекция возможна лишь в том случае, если в рыночный процесс не последует вмешательств. Ротбард суммировал австрийскую позицию следующим образом: «Если правительство желает не обострять, а наоборот смягчить депрессию, то единственно верной линией является принцип полного невмешательства в экономику. Только при отсутствии всякого вмешательства в процессы формирования цен и заработной платы или ликвидации предприятий требуемая корректировка сможет осуществиться достаточно быстро и плавно. Любая поддержка неустойчивых позиций лишь откладывает ликвидацию и ухудшает и без того неблагоприятные условия» [Rothbard, 2000. P. 185].

Как было описано выше, японское правительство предпринимало все мыслимые меры, кроме одного варианта: отказаться от вмешательств в экономику и допустить ее автокоррекцию.

Многочисленные кейнсианские программы бюджетного стимулирования переключили структуру производства на обеспечение государственного спроса вместо того, чтобы позволить рынку адаптироваться к потребительскому спросу. В частности, значительной статьей во вбрасывании средств в экономику явились расходы на общественные работы, доставшиеся строительной отрасли – крупному и политически влиятельному сегменту японской экономики, на который приходится 7,6% ВВП и 9,7% рабочей силы. Правящая Либерально-демократическая партия, являющаяся доминирующей политической силой в Японии начиная с 1955 г., рассматривала строительные компании в качестве своих безусловных союзников и в течение многих лет культивировала их поддержку через обширные программы общественных работ [EIU, 2001].

По причине давних и тесных связей между строительной промышленностью и ЛДП многие программы государственных расходов отличались особым акцентом на общественные работы. Почти половина из 16,7 млрд долл., заложенных в программе бюджетного стимулирования на апрель 1998 г., предназначались для сферы общественных работ. Затем в ноябре 1998 г. из составлявших очередную программу стимулирования 196 млрд долл. на общественные работы было выделено 66,4 млрд [Herbener, 1999]. В целом же за период с 1991 по 2000 г. строительная отрасль получила от государства заказы общей стоимостью в 59 054,7 млрд иен – эта сумма составляет 30,12% от общей стоимости всех строительных заказов за этот период. Покровительство со стороны ЛДП не прошло для строительной отрасли бесследно. В докладе EIU отмечается, что «щедрые программы финансирования общественных работ позволили многим нежизнеспособным строительным компаниям остаться на плаву» [EIU, 2001. P. 40]. Поддерживая существование в ином случае нежизнеспособных строительных компаний, государство, сохраняя структуру капитала, не отражающую пожеланий потребителей, препятствовало корректировке рыночных процессов. Если бы рыночные процессы развивались беспрепятственно, капитал и рабочая сила очень быстро были бы перемещены из области строительства в другие отрасли.

Сельское хозяйство также имеет политическое влияние в ЛДП. Политический голос агропромышленного лобби усилен самой избирательной системой Японии, которая в связи с тем, что во внимание так и не было принято послевоенное перемещение значительного числа населения в городские районы, проводит голосования в малонаселенных сельских районах, которые имеют больший вес, нежели голосования в городских районах. Это привело к принятию огромного количества квот на импорт и программ поддержания цен. Барьеры, препятствующие корректировке цен, снижают способность рынка адаптироваться к потребительским запросам и путем коррекции самостоятельно выходить из рецессии.

Пытаясь возобновить инфляцию, центральный банк лишь еще больше исказил ценовые сигналы процентных ставок, ослабляя способность рынка к коррекции. Несмотря на значительные снижения процентных ставок широкие денежные агрегаты никак на это не отреагировали в связи с ослабленным состоянием японской банковской системы. К примеру, когда Банк Японии за период с середины 1997 по середину 1998 г. увеличил денежную массу на 10%, агрегат M2+CD увеличился всего лишь на 3,5% [Herbener, 1999]. Сокращение активов, с которым столкнулись японские банки в своих балансовых отчетах, не только воспрепятствовало попыткам Банка Японии возобновить инфляцию, но и нанесло ущерб их способности выступать в качестве финансовых посредников.

Резкое падение цен на недвижимость и спад экономической активности, приведший к банкротству многих должников, оставил японские банки с огромным бременем просроченных кредитов, обеспеченных залогом, стоимость которого подчас на 60–80% ниже, чем в момент выдачи займов [EIU, 2001]. Японские финансовые институты, по оценке Агентства финансовых услуг, обременены проблемными займами на сумму в 31,8 трлн иен, но даже эта оценка, по широкому убеждению, не отражает всего масштаба данной проблемы [EIU, 2001]. В дополнение к этим проблемам банки, в ходе бума инвестировавшие в недвижимость, столкнулись с тем, что ее стоимость с 1991 по 1998 г. упала на 80% [Herbener, 1999]. Банки, делавшие инвестиции на рынке акций, могли наблюдать, как индекс Nikkei, находившийся в 1989 г. на отметке 40 000 иен, скатился ниже 12 000 к марту 2001 г. Вследствие увеличения объема просроченных ссуд с недостаточным обеспечением и падения стоимости других активов дополнительные средства, поступившие от Банка Японии, использовались для хранения в качестве наличных резервов против просроченных ссуд вместо того, чтобы использоваться для предоставления займов кредитоспособным заемщикам.

Ответом правительства на проблемы в банковской индустрии стали фонды финансовой помощи. В конце 1998 г. был учрежден фонд помощи в размере 214 млрд долл. для покупки акций бедствующих банков и 154 млрд долл. для национализации, реструктуризации, а также ликвидации обанкротившихся банков [Herbener, 1999]. Национализация и фонды помощи служат лишь для латания дыр в неустойчивых финансовых учреждениях, тем самым откладывая необходимую реструктуризацию, которая позволила бы им вновь выполнять свою функцию финансовых посредников. Рынок решает проблему неустойчивых банков, допуская их банкротства, слияния, приобретение и реструктуризацию – пока не вмешивается государство.

После внесенных рынком поправок банки вновь должны выступать в роли финансовых посредников. Надо сказать, что некоторые рыночные коррективы в Японии имели место. Однако большинство банковских слияний происходило между небольшими региональными банками, которые не имели доступа к фондам финансовой помощи [Herbener, 1999]. Было объявлено лишь одно крупное слияние, в ходе которого планировалось объединить компании Дай-Ичи Кангио банк, Фуджи банк и Индустриальный банк Японии в одну компанию с активами 1,2 трлн долл. [Herbener, 1999]. До тех пор, пока государство не прекратит вмешательство посредством национализации и фондов помощи, банкротства и слияния более крупных банков будут откладываться, продлевая период неспособности банков эффективно функционировать в качестве финансовых посредников.

Между тем японское правительство делало все возможное, чтобы предотвратить ликвидацию инвестиционных ошибок времен бума. Чтобы облегчить компаниям доступ к кредиту, в стране был основан фонд гарантирования кредитов в размере 20 трлн иен. В докладе EIU указывается, что «средства, распределяемые по этой программе, нередко поступают в компании, которые не являются кредитоспособными и в противном случае обанкротились бы» [EIU, 2001].

Согласно австрийской теории, это как раз и есть те компании, которые должны обанкротиться, чтобы экономика могла восстановиться. Когда компания становится несостоятельной, то реальные ресурсы не утрачиваются. Капитал и рабочая сила переходят в распоряжение других компаний в соответствии с потребительскими предпочтениями. Но этого не происходило. Правительство контролировало и распределяло все большее количество займов через Программу фискального инвестирования и кредитования (ПФИК). ПФИК получает средства из почтово-сберегательной системы, которая на конец 2000 г. располагала фондами на сумму в 254,9 трлн иен, что составляло около 35% всех вкладов домашних хозяйств [EIU, 2001]. Государственные кредиты обычно выдавались политическим союзникам Либерально-демократической партии, таким, как строительная отрасль, что обернулось разорительными проектами, не отражающими потребительских предпочтений. Так, например, для строительства моста-туннеля через Токийский залив была предоставлена ссуда в 5,3 млрд долл. Этот проект по оценкам самого правительства будет оставаться убыточным вплоть до 2038 г. [Herbener, 1999]. Такого рода кредитование явно не отражает потребительские предпочтения.

Кроме того, правительство пыталось стимулировать фондовый рынок, приобретая акции, когда индекс Nikkei опускался ниже 12 000 пунктов, чтобы поддержать коэффициенты достаточности капитала японских банков на уровне, установленном Банком международных расчетов. Банкам позволено включать на свои балансы до 45% нереализованных прибылей от владения акциями в качестве капитала, и эти показатели угрожающе падают всякий раз, когда индекс Nikkei опускается ниже 13 000 пунктов [EIU 2001]. Но искусственное подпирание курсов акций мешает рыночным силам, откладывая перестройку экономики.

В своей книге «America’s Great Depression» Ротбард пишет: «Кое-что позитивное государство могло бы сделать [в ходе депрессии]: решительно сократить свою относительную роль в экономике, урезав собственные расходы и налоги» [Rothbard. P. 22]. Подоходный налог понижался в 1994 и 1998 гг., максимальная ставка подоходного налога была снижена с 65 до 50%, а ставка налога на корпорации – с 46 до 40%. Несмотря на некоторое снижение налогов Япония сохраняла высокий уровень государственных расходов. Расходы государственных органов с 1995 по 1999 г. увеличились на 9% [EIU 2001].

Снижение налогов не может в полной мере оказать свое благоприятное воздействие, если оно не сопровождается соответствующим сокращением государственных расходов. Когда у граждан на руках остается больше денег, то часть из них будет направлена на сбережения, тогда как государственные расходы – это потребление⁰⁰⁸. Правительство с помощью расходов стремится поддержать существующую структуру производства, не отвечающую запросам потребителей, вместо того, чтобы допустить ее реструктуризацию [Herbener, 1999].

Следующие одна за другой программы бюджетного стимулирования с их ассигнованиями на общественные работы, крупные объемы сбережений, контролируемые сберегательной системой и распределяемые через ПФИК, а также усилия по предотвращению банкротств несостоятельных банков и фирм – все это мешает работе рыночного процесса восстановления. Постоянное вмешательство государства позволило сохранить существующую структуру производства, откладывая необходимое согласование с конкретными запросами потребителей.

Что просходило со структурой производства? Добывающая промышленность является капиталоемкой и наиболее отдаленной от конечного потребления стадией производственного процесса. Обрабатывающая промышленность также сравнительно капиталоемкая и представляет собой раннюю стадию производства, хотя и в меньшей степени, нежели добывающая отрасль. Оптово-розничная торговля является сравнительно менее капиталоемкой и относится к более поздним стадиям производства. Наконец, сфера услуг – самая близкая к потребителю стадия производства и является не очень капиталоемкой. Несмотря на то, что в рамках каждой категории могут встречаться отдельные исключения, в общих чертах эти отрасли выстраиваются от самых ранних до самых поздних стадий производства, а также от наиболее до наименее капиталоемкой, именно в таком порядке: добывающая промышленность, обрабатывающая промышленность, оптово-розничная торговля и сфера услуг. Относительные сокращения в этих отраслях в ходе японской рецессии служат подтверждением прогнозов австрийской теории делового цикла.

В 1990 г. в добывающей промышленности наблюдалось расширение, однако после того, как искусственный бум «лопнул», степень уязвимости секторов в течение последующего десятилетия распределялась именно в том порядке, который и прогнозировался австрийской теорией. Худший показатель вклада в ВВП принадлежал добывающей промышленности, за ней следовала обрабатывающая промышленность, и далее оптово-розничная торговля. Сфера услуг в ходе рецессии претерпела наименьшее сокращение.

Австрийская теория, подобно кейнсианской и монетаристской, способна указать на причины возникновения японской рецессии. Однако в отличие от рекомендаций других школ рекомендуемый австрийцами принцип невмешательства государства в экономику так и не был опробован на практике. В Японии полностью подтвердился один из прогнозов австрийской теории экономического цикла. Отрасли из наиболее ранних стадий производства в ходе всего прошедшего десятилетия демонстрировали наименьшие темпы роста.

Японскую модель развития в течение последних 50 лет отличает активное государственное вмешательство в экономику и ее планирование. В ходе рецессии государственное вмешательство проявлялось в программах бюджетного стимулирования, включавших в себя крупные объемы общественных работ, в увеличениях денежной базы и снижениях ставки процента, в финансовой поддержке и национализации некоторых банков, в прямом государственном кредитовании предприятий, а также в увеличении государственных расходов вопреки некоторым сокращениям в налогообложении. С помощью этих мероприятий государство стремилось сохранить существующую структуру производства, мешая рыночным силам исправить инвестиционные ошибки, сделанные в период искусственного бума.

В Японии наблюдается характерный австрийский экономический цикл. Первоначальный бум произошел в результате осуществлявшейся центральным банком денежной экспансии. После его прекращения экономика страны не восстановилась. Наиболее крупные инвестиционные ошибки были сделаны в капиталоемких отраслях на более ранних стадиях производства. Для восстановления экономики следовало бы уменьшить правительственное вмешательство в экономические процессы и позволить рыночным силам преобразовать структуру производства в соответствии с предпочтениями потребителей.

Economist Intelligence Unit. Country Profile Japan. London, U.K., 1996.
Economist Intelligence Unit. Country Profile Japan. London, U.K., 2001.
Friedman M. and Schwartz A. The Great Contraction, 1929–1933. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1965.
Garrison R. Time and Money: The Macroeconomics of Capital Structure. New York: Routledge, 2001.
Hayek F. Prices and Production. London: Routledge and Kegan Paul, 1960.
Herbener J. Revising the Japanese Miracle. Unpublished paper. 1999.
International Financial Statistics Year Book. International Monetary Fund. Washington, D.C.: Government Printing Office, 1996.
International Financial Statistics Year Book. 2001. International Monetary Fund. Washington, D.C.: Government Printing Office.
Keeler J. Empirical Evidence on the Austrian Business Cycle Theory // Review of Austrian Economics. 2001. Vol. 14. No4. P. 331–351.
Krugman Pl. It's Baaack: Japan's Slump and the Return of the Liquidity Trap // Brookings Papers on Economic Activity. 1998. Vol. 10. No2. Р. 137–187.
Krugman P. "Purging the Rottenness." New York Times. April 25, 2001.
Mankiw G. 2000. Macro Economics. New York: Worth Publishers.
Mises Ludwig von. [1912] 1980. The Theory of Money and Credit. Indianapolis, Ind.: Liberty  Classics.
Mises Ludwig von. Human Action: A Treatise on Economics. Scholar's Edition. Auburn, Ala.: Ludwig von Mises Institute. [1949] 1998. [Русск. перев. 3-го изд. (1966 г.): Мизес Л. фон. Человеческая деятельность: Трактат по экономической теории. М.: Экономика, 2000.]
Rothbard M. Man, Economy, and State. Auburn, Ala.: Ludwig von Mises Institute, [1962] 1993.
Rothbard M. America's Great Depression. Auburn, Ala.: Ludwig von Mises Institute, [1963] 2000.
Rothbard M. What Has Government Done to Our Money? Auburn, Ala.: Ludwig von Mises Institute, [1963] 1990. [Ротбард М. Государство и деньги: Как государство завладело денежной системой общества. Челябинск: Социум, 2002.]
Wood J. Money, Its Origins, Development, Debasement, and Prospects. Great Barrington, Mass.: American Institute for Economic Research, 1999.